Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который . И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча . При всём размахе и сложности эпопеи Льва Толстого её текст. В это же время снимали первый бал Наташи Ростовой.
Не удалось загрузить интерактивные субтитры. Читает Алла Михеева - Продолжительность: 2:10 Алла Михеева 32 966 просмотров. Первый бал Наташи Ростовой - Продолжительность: 5:38 Образовательный канал 3 303 просмотра. Эпизод, в котором изображен первый бал Наташи Ростовой, — один из основных в романе: он важен для раскрытия внутреннего мира и характера . А что за монолог на балу? Я помню только ее переживания: 'Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в польский.
Фигура англеза – Журнал «Сеанс»В день защитника отечества в своей авторской рубрике «Доводы рассудка» Лилия Шитенбург рассказывает о нашумевшем мини- сериале «Война и мир». В Англии этот сериал уже назван «лучшей экранизацией ВВС за последние десять лет» — британские газетчики бурно ликуют, некоторые вплоть до подбрасывания в воздух чепчиков. С удовлетворением отмечается, что события романа показались широкой публике захватывающими; сообщается даже, что гигантская по меркам острова аудитория сериала в роковой момент хором воскликнула нечто, вроде «Наташа, нет!!!», — когда героиня попыталась сбежать с Анатолем Курагиным. На первом месте — «Алиса в Стране чудес». Роман Толстого на четвертом). Авторов сериала хвалят за верность сюжету Толстого, за превосходный кастинг, за динамизм повествования, за достойные (несмотря на телеформат) батальные сцены, за красоту настоящих русских дворцов, за прелестные костюмы (упоминается, что они не на сто процентов исторически точны, но, дескать, что нам за дело?!). Особо подчеркивается, что Россию удалось показать без непременной balalayka — это важно, старые клише всех раздражают (от них следует избавляться, иначе куда прикажете складывать новые?).
Костюмный сериал с любовной линией поверяется идеалом, то есть «Гордостью и предубеждением» ВВС 1. Войне и мире», написанной тем же Эндрю Дэвисом, непременно следует определить и зафиксировать «момент мистера Дарси» — и тот отыскивается, хотя и не без труда. Фасоны платьев, серьги и особенно косы (преимущественно малороссийского образца) предлагаются современным модницам на заметку (собственно, частично у них они и заимствованы). Если и есть некоторые сомнения относительно новой экранизации, то они сводятся к опасениям: не слишком ли царская Россия похожа там на георгианскую Англию?
В остальном же успех признан необычайным, и даже высказываются робкие надежды на второй сезон. Дескать, а давайте пофантазируем. Что у смертного одра старого графа Кириллы Безухова отчего- то собралась толпа попов в нарядном облачении, как на большой престольный праздник. Что Анатоль Курагин в постели сестры своей Элен смотрелся, конечно, довольно вызывающе (ну да, ходили слухи, что «были влюблены», и даже «целовал ее голые плечи», но все же, все же) — однако не столь вызывающе, как периодическое исчезновение слуг из дома Пьера Безухова, вследствие чего графине приходилось (в пеньюаре и тапках на босу ногу) самой спускаться вниз по лестнице и топать к дверям, встречая гостя. Впрочем, свободный от лакеев графский дом располагал к интимности: гусар Долохов брал графиню прямо на накрытом обеденном столе, тарелки с которого некому было унести. До экстаза довели русскую публику также и невинные поросятки, вздумавшие погреться на солнышке рядом с черным ходом в доме Ростовых — ну хотя бы не на парадной лестнице.
Поросятки росли, тучнели, и демократичный Пьер их раз от разу приветствовал все доброжелательнее, как старинных знакомцев. Вольное обращение с мундирами и знаками отличия русской армии, два мешковатых редингота, которые молодой граф Безухов все не мог сносить за восемь лет, парчовые домашние робы графини Ростовой, поповский крест на сарафане княжны Марьи и бедуинского фасона шарф, которым покрывала голову Наташа Ростова в церкви, — это уже мелочи, как и опереточные русские крестьяне, рассыпанные по пейзажу там- сям. Не все из травмированных бедными свинками отечественных зрителей дождались продолжения — и потеряли возможность насладиться «старой Россией», которая настигла зимних охотников в деревенском доме дядюшки: дворня, вооружившись гитарами, скрипками и бубнами, превратилась в цыганский хор, полуголая простоволосая Аксинья (отличная, кстати, актриса Кейт Флитвуд, блиставшая в «Короле Лире») затянула нечто нечленораздельно- страстное, дядюшка пустился в пляс, и Наташа Ростова выскочила, чтобы пройтись в цыганочке. Плебейская бойкость Элен Безуховой, сыгранной Таппенс Миддлтон, сделала из нее в лучшем случае вертлявую «бурьенку», а то и вовсе горничную, лишенную рекомендаций за отъявленное поведение.
Звезда актрисы Лили Джеймс (она и Золушка, и Джульетта, и Лиззи Беннет с зомби) взошла где угодно, но только не в России: отрицательное обаяние молодого здорового хищника — это не то, что русская публика обычно хочет знать о Наташе Ростовой. Многие подивились почтительному вниманию, уделенному обычно неприметной Соне (прелестно сыгранной звездой «Мистера Селфриджа» Эшлин Лофтус) — ну еще бы настоящий английский сериал дал в обиду бесприданницу и старую деву! Не вызвал ничего, кроме недоумения, похожий на теккереевского проходимца Анатоль Курагин — Каллум Тернер («вы вообще- то видели Ланового?!
Вовсе никаких чувств не пробудил князь Андрей — Джеймс Нортон. Зато (неизбалованные харизмой пожилого Бондарчука) все сразу и целиком простили все Пьеру Безухову — Полу Дано: такой уж вышел милый, душевный! Словом, уже успевшие ознакомиться с экранизацией ВВС соотечественники в подавляющем большинстве своем не нашли в британской версии «Войны и мира» ни нужной атмосферы, ни сызмальства любимых героев, ни привычных «духовных исканий». Знатоки Толстого вспомнят, что назывался тот старинный танец, который так самоотверженно пытался воспроизвести Адриан Эдмондсон, «Данило Купор». И был тот Данило Купор ничем иным как фигурой англеза. Две культуры посмотрели друг на друга сквозь роман — и изумились отражению.
Русские, как им показалось, увидели слишком много чужого, нелепого — и отвергли остальное, а англичане, судя по всему, увидели слишком много знакомого, до странности похожего — и поспешили уклониться, заподозрив подвох. Забавно, но самые простые, мирные сцены — домашнего уклада у Ростовых и Болконских (длинные, изобилующие бытовыми подробностями, словом, ВВС «как мы любим») — не замеченные отечественным зрителем по причине своей обыденности, насторожили некоторых английских рецензентов той самой «излишней британскостью» (тут не столько снобизм, сколько боязнь невольного неуважения к чужой культурной идентичности). В самом деле, как возможно такое сходство?
А как вообще был возможен феномен русской дворянской культуры? Последний вопрос (если он кого- то еще интересует), разумеется, следует адресовать не британскому телевидению. Однако комический нюанс восприятия английской экранизации русского романа в том и состоит, что за ответом обратились именно к ВВС, вместе с суровым требованием непременно оценить Россию- которую- мы- потеряли и вернуть потерянное с оказией. Потому что — ну не на Первый же канал полагаться. И потому что на самом деле только английское телевидение (ответственность с ВВС тут просто обязано разделить ITV) сегодня, кажется, способно создать вожделенный образ утраченного земного рая. Но у костюмного (и только потому в известной мере исторического) сериала ВВС — иные задачи, причем решаемые именно для развлечения (и лишь отчасти просвещения) собственного внутреннего зрителя. Поэтому экзотика неизбежна — она прежде всего отвечает за то, что телепродукт выйдет нескучным (первейшая островная добродетель).
Беда с цыганочкой как раз в том, что в той сцене у Толстого именно что балалайка — а этот фокус уже не в моде. Но Россия по- прежнему может быть забавной — поэтому Наташу для поцелуя ловко ронять попой в снег (снега вообще должно быть много), поэтому так важны подлинные фасады русских дворцов (и бог с ними, с пустыми музейными интерьерами и крашеными стенами) и так назойливы мрачные псевдонародные распевы в роковые мгновения.
Сценарий Эндрю Дэвиса оставил множество лакун, а режиссура Тома Харпера не заполнила их даже там, где это было вполне возможно. Но — что характерно — не всякая такая ошибка была именно ошибкой, многое в принципиальной неполноте толстовской экранизации было сделано, кажется, вполне осознанно. Мог ли Джим Бродбент сыграть старого князя Болконского? Да разумеется, это выдающийся актер, такие и в Англии наперечет.
Однако он предпочел насладиться эксцентрикой характера и погрузиться в нюансы болезни Альцгеймера — но ни намеком не помянул главное обстоятельство: давнюю опалу. А вот Брайан Кокс, кажется, сыграл Кутузова безупречно — и даже не без мягкой затаенной сентиментальности (которая особенно приветствуется в национальных героях. Вероятно, даже Бондарчук бы одобрил).
Но и вариант «пропала Россия!», и вариант «спасена Россия!» остались на периферии сюжета — потому что «судьбы России» волновали создателей сериала, скажем так, не в первую очередь. И (позволю себе предположить) возможно это отчасти повлияло на восприятие атмосферы экранизации как «неверной»: практически ни в одном кадре не было того мучительного тревожного напряжения, которое, кажется, бессознательно входит в понятие «русского стиля» — «пропала, пропадает, непременно пропадет, вот уже пропала совсем». Лаковая роскошь классической советской экранизации — быть может (помимо феерического бюджета), просто желтизна воскового мертвого лба.
Наивная, несколько неуклюжая живость британского массового телепродукта — быть может, просто взгляд изнутри той культуры, где пропажи переживают по- иному, а для тоски и отчаяния существует understatement. Как бы искренне ни хвалили рецензенты военные успехи британской экранизации — это, конечно, «не тот» масштаб. Ни огромных массовых сцен, ни впечатляющих панорам, ни знаменитого бондарчуковского тревелинга — ничего не поделаешь, бюджет ВВС скромнее, чем расходы на кино в СССР. А между тем именно в военных сценах Харпер доказал, что снимает, как хочет, а не как получается — «атака легкой кавалерии» произведена на славу, Пьера отбросило взрывом из воронки так, что любо- дорого, а ужас иностранного вторжения, сделанного весьма скупыми средствами (деревенская тропинка с внезапными беженцами, опрокинутое лицо старого лакея, далекий пожар), напомнил об особенно в последнее время обострившемся интересе британского телевидения к этой теме. Но в остальном война в «Войне и мире» — это хаос.
Ничего патетического, никаких следов стратегической и тактической мысли, никаких тебе «Die erste Kolonne marschiert.